Эдуард Бернштейн родился в Берлине, в семье железнодорожника. Оставив учебу в гимназии, он поступил в коммерческую школу и по окончании стал работать банковским служащим. В 1872 г. примыкает к социал-демократии. В 1875 г. Бернштейн становится восторженным почитателем социалистической доктрины Дюринга. В 1878 г. он эмигрирует в Швейцарию, где попадает под влияние известного социалиста Хёхберга, который пропагандировал социализм чувств, признававший основой социализма психологические факторы, идею справедливого распределения человеческого счастья. В 1880 г. Бернштейн становится редактором газеты Социал-демократ. К этому же году относится его первая встреча с Энгельсом, общение с которым на протяжении 15 лет приводит к радикализации взглядов Бернштейна и его увлечению марксизмом. В 1901 г. Бернштейн возвращается в Германию, где становится видным политическим деятелем. К этому времени завершается формирование теоретических воззрений Бернштейна. Избирался депутатом рейхстага в 1902-1918 гг. и в 1920-1928 гг. Последние годы жизни Бернштейн все силы отдает защите интересов Веймарской республики. Он активно выступает против коммунизма в немецком рабочем движении. Бернштейн предостерегал немецкую социал-демократию от попыток повторения революционного опыта России, к которому относился крайне отрицательно.

Эдуард Бернштейн вошёл в историю экономической мысли в результате своей попытки подвергнуть пересмотру некоторые положения марксизма. Он положил начало течению бернштейнианства или ревизионизма (название, данное не Бернштейном и ему не нравившееся), против которого яростно боролись марксисты во главе с Лениным.

Бернштейн доказывал необходимость обновления марксизма с учетом нового исторического опыта, четкого различения социализма как теории и как политической доктрины. В статьях Проблемы социализма (1896-1898) и книге Проблемы социализма и задачи социал-демократии(1899) Бернштейн предложил программу ревизии учения Маркса. Тезис, выдвинутый им и ставший афоризмом: Движение - все, конечная цель - ничто. С точки зрения Бернштейна, учение Маркса в целом ряде пунктов оказалось научно несостоятельным. Такими пунктами Бернштейн считает учение Маркса о прогрессирующем обнищании пролетариата с развитием капитализма, о концентрации капитала вообще и, в особенности, в земледелии, о революционном восстании масс.

По мнению Бернштейна, с дальнейшим развитием капитализма классовые противоречия не обостряются, а смягчаются, а положение рабочего класса путем государственных реформ все более улучшается. Постепенно происходит мирное врастание в социализм, причем орудием преобразования буржуазного общества Бернштейн объявляет парламент, в котором пролетариат должен стараться достигнуть большинства.

Бернштейн считал, что в усложнившемся по своей структуре обществе в принципе возможно лишь постепенное преобразование экономических и политических институтов. Требования демократии, солидарности, самоопределения выполняются поэтапно, в процессе такого преобразования. Любая попытка насильственно, механически прервать эту постепенность чревата кризисом, разрушительные последствия которого непредсказуемы. В марксистском социализме присутствует, по его оценке, чисто умозрительное предварение зрелости экономического и социального развития, обнаруживавшего... лишь первые ростки (Э. Бернштейн. Условия возможности социализма и задачи социал-демократии. СПб., 1899, с. 30). История не подтвердила убежденность Маркса и Энгельса в том, что политический переворот, захват власти пролетариатом является необходимым и достаточным условием переустройства экономики на социалистических принципах. Следовательно, перед их учениками и последователями стоит задача по восстановлению единства между теорией и практикой и внесения единства в теорию (там же, с. 25).

В работе Возможен ли научный социализм? (1901) Бернштейн формулирует свои представления о путях теоретического обновления марксизма. Социализм рассматривается Бернштейном с 3 сторон: как теория - принципы, по которым идет общественное развитие (имеет своей целью познание); как доктрина - теория борьбы классов (имеет своей целью защиту классовых интересов), и как движение - интерпретация теории с точки зрения достижения определенной цели (превращения капиталистического строя в коллективное регулируемое и управляемое хозяйство). Теорией является социология - наука, которая позволяет выявить закономерности общественного развития. Но нельзя подменять науку (теорию) доктриной, то есть провозглашать цели классовой борьбы идеальными целями развития общества. Социология является наукой, которая не может определить, что произойдет в будущем. Она может уяснить тенденции. Но строить прогнозы развития, и тем более подчинять им в качестве целей политическое движение - это не дело теории и науки. И если это происходит - то это надо расценивать как вредное явление. Любое положение социалистической доктрины, возведшей себя в сан науки, будет рассматриваться как неизменный постулат в цепи ее логических доказательств. А при наличии тесной связи между теорией и практикой, к которой стремится социализм, это может в ряде случаев повредить практическому движению.. Ученый приходит к выводу, что социализм как единство теории и практики вообще не может быть обоснован научно, да он и не нуждается в этом: собственно социалистической политическая программа может стать лишь при наличии в ней определенных морально-правовых установок. А поскольку наука должна быть свободна от ценностных суждений, то социализм научен лишь постольку, поскольку гарантирует свободу критики чисто научных элементов своей программы

Критика Бернштейна сосредоточивается на тех положениях социалистического, и прежде всего марксистского, учения, на тех принципах политической практики рабочего движения, которые не сработали, превратились в догму. Однако ревизия Бернштейном отдельных положений учения Маркса и Энгельса была воспринята большинством его современников как полный отказ от теории и метода марксизма, а его социалистическая программа - как альтернативная идеям марксистского социализма.

Сам Бернштейн неоднозначно характеризовал свое отношение к марксизму. По его словам, это теоретический синтез философии истории, политической экономии капитализма и теории классовой борьбы пролетариата, синтез, обновленный последними исследованиями реалий общественного развития. В своих основных понятиях это учение оказалось опровергнутым. Но то, что составляет его глубинный смысл и содержание, подтверждено исторической практикой (Е. Bernstein. Der Sozialismus einst und jetzt. Bonn - Bad Godesberg. 1975, S. 181). Несомненной заслугой марксизма Бернштейн считает то, что в нем соединились в единое целое социализм как духовно-теоретическая деятельность и социализм как борьба угнетенных масс за свое освобождение (там же, с 181- 182).

Лучшие дня

Ревизионизм в той форме, какую ему придал Бернштейн, явился следствием неизбежной дилеммы, перед которой оказалась массовая политическая партия, исходившая первоначально в своих теоретических установках из радикального отрицания существующего общественного строя, но вскоре, в силу объективной экономической и политической ситуации, переориентировавшаяся на реформизм. Разрыв между теоретической установкой на революцию и практикой реформ социал-демократического движения на рубеже 19-20 вв и зафиксировал Бернштейн.

Интеллектуальная честность - главная черта мышления Бернштейна. Он первый из учеников, соратников и последователей Маркса и Энгельса, поставил вопрос о статусе и действенности марксистского социализма в новой исторической ситуации.

Эдуард Бернштейн (1850-1932) - немецкий социалист, один из лидеров II Интернационала, классик теории современной социал-демократии, положил начало размежеванию революционной и реформистской традиций в социалистической теории. Его социально-политические воззрения сочетались с самыми различными теоретическими взглядами. Со второй половины 90-х гг. XIX в. в убеждениях Бернштейна наступает перелом, он критически пересматривает социально-политическое учение марксизма. Считая Маркса волюнтаристом, Бернштейн подверг критике его диалектический метод, который, по его мнению, на практике вел к произвольному конструированию общественно-политического развития. Особенно критиковал он основанную на этом методе программу путей перехода к социализму, ее положения об углублении противоречий капитализма до его всеобщего кризиса, о разрешении политических конфликтов с помощью классовой борьбы и социалистической революции.

В отличие от Маркса, Бернштейн развивает либеральную концепцию защиты личности, выступая против ее подавления большинством, к чему неизбежно может привести марксистская идея диктатуры пролетариата. В 1896-1898 гг. он опубликовал серию статей по проблемам социализма, а также работы: «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии» (1898), «Условия возможности социализма и задачи социал-демократии» (1899), «Возможен ли научный социализм» (1901).

Он четко и подробно обосновывает свое видение социал-демократической позиции, исключающей революцию и ломку существующих государственных институтов власти. По мысли Бернштейна, история не ведет к углублению противоречия между буржуазией и пролетариатом, вера и ожидание общего кризиса капитализма безосновательны и должны быть заменены верой в постепенную, эволюционную социализацию общественного строя (т. е. через совершенствование демократических форм). Как и Каутский, Бернштейн считал, что в условиях постепенной демократизации государственных институтов политические привилегии господствующего класса утрачивают свое былое значение. Для него борьба классов не единственная альтернатива истории, рядом с ней есть место и для сотрудничества классов.

Выступая против марксистской идеи диктатуры пролетариата как важнейшей формы классовой борьбы, как главного средства завоевания социализма, Бернштейн противопоставляет ей идею совершенной демократии, которая, по его мнению, больше, чем политическое средство: она определяет пределы властных полномочий политических партий, классов. «В демократии, - пишет Бернштейн, - ни один класс не пользуется привилегиями, политические партии и стоящие за ними классы вскоре узнают пределы своей власти и берутся всякий раз лишь за такие предприятия, какие при данных обстоятельствах они благоразумно могут надеяться осуществить» .

Обоснование Бернштейном реформистской идеологии отражено в созданной им доктрине «демократического социализма» как антипода утопическим социально-политическим воззрениям Маркса об объективном характере общественного развития и неизбежности социализма. По его убеждению, социализм как единство теории и практики вообще не может быть обоснован научно. «Наука не может быть тенденциозной, - пишет он, - как всякое познание реальности, она не принадлежит никакому классу или партии. Социализм, напротив, - это политическое течение, тенденция. И как доктрина, борющаяся за какие-то свои цели новой партии, он не может исключительно связывать себя с тем, что является уже твердо установленным» .

Признавая реформизм основой социалистической стратегии, результатом последовательной демократизации («демократического давления»), Бернштейн был уверен в приспособляемости капитализма к новым условиям. На более высокой ступени развития средств общественного производства он дорастает до необходимости упразднения классовых различий и сам без революционных переворотов эволюционирует в социализм.

По теории «демократического социализма», социализм, являясь духовным наследником либерализма, «обеспечивает свободу личности как главной цели всех социалистических мероприятий». Важнейшими элементами демократического социализма являются кооперация, профессиональные ассоциации, которые принимают на себя права и полномочия в деле контроля над промышленным производством, организации постепенного обобществления, кооперации частных, коммерческих форм хозяйственной жизни и дальнейшей ее демократизации.

Социалистическая демократия у Бернштейна находит свое выражение в системе государственного правления при социализме. Политическая форма современных государств, по его мнению, со всей очевидностью показывает будущее политическое устройство при социализме, где сохраняются парламент, пропорциональное представительство от оппозиционных партий, всеобщее народное законодательство, все те обстоятельства и условия, при которых переход на высшую ступень развития общества мог бы осуществляться мирно и «без конвульсионных потрясений».

Идеи Бернштейна оказали огромное влияние на представителей той части социал-демократии, которая искала мирных путей к социализму (без гражданских войн и насилия, через осуществление серии больших и малых реформ). Историческая практика показала, что такой путь возможен.

• Бернштейн Э. Очерки из теории и истории социализма. СПб., 1902.С. 291.
• Бернштейн Э. Возможен ли научный социализм // Полис. 1991. № 4.С. 18-23.

АКТУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ: Э. БЕРНШТЕЙН
(1850 – 1932)

В начале 2010г. исполняется 160 лет со дня рождения Эдуарда Бернштейна - человека, идеи которого оказали значительное влияние на судьбу германской и международной социал-демократии. В связи с этой датой мы приводим краткую биографическую справку об Э. Бернштейне и предлагаем посетителям сайта познакомиться с некоторыми выдержками из его известной книги «Проблемы социализма и задачи социал-демократии». При подготовке публикации мы использовали опубликованные у нас в начале 20-х годов минувшего столетия воспоминания самого Бернштейна, статью Н. Е. Овчаренко «Две жизни Эдуарда Бернштейна», помещенную в журнале Новая и новейшая история, N 3, 1994, с.195-226 и N 4/5, 1994, с.208-241 и монографию Т. И. Ойзермана «Оправдание ревизионизма». М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2005. 688с. Книга «Проблемы ….» издавалась на русском языке в 1900 – 1906гг. несколько раз и под разными названиями. Мы приводим выдержки из издания: Эд. Бернштейн. Социальные проблемы. (Условия возможности социализма и задачи социал-демократии). С.-Петербург. Типография Спб. акц. общ. «Слово». 1906г. 266с.
Материал подготовил В. В. Волков

Итак, Эдуард Бернштейн родился 6 января 1850г., в Берлине. Его отец начинал свою трудовую жизнь жестянщиком, затем работал на железной дороге кочегаром и около 30 лет - машинистом паровоза. Семья была многодетной, жила скромно, но почти все дети получили профессиональное образование. После окончания гимназии родственники устроили Эдуарда сначала в коммерческое училище, а потом младшим учеником в банкирский дом братьев Гутентаг. Эдуард хорошо освоил биржевое и бухгалтерское дело и в конце 1871 г. был принят в банкирский дом Ротшильдов, где проработал до 1878г. На политические симпатии Э. Бернштейна огромное влияние оказали события начавшейся в 1870г. франко-германской войны, провозглашение республики в Париже и Коммуна. Его восхитили поведение лидеров брауншвейгского комитета социал-демократов, приветствовавших республику во Франции и преданных за это военному суду, выступления в защиту республики депутатов рейхстага, социал-демократов А. Бебеля и В.Либкнехта. Он познакомился с ними в Берлине в 1871г., в феврале 1872г. стал членом Берлинской секции I Интернационала, а затем и членом берлинской организации социал-демократической рабочей партии Германии, основанной в 1869г. на съезде в г. Эйзенахе. Квалификация Бернштейна, его активная практическая работа создали ему известность в партийных кругах и в 1874г., когда готовился объединительный съезд эйзенахцев и лассальянцев, он был включен в состав согласительной комиссии по выработке принципов объединения, а на самом съезде в Готе в 1875г. его избрали членом исполкома партии. В сентябре 1878г. в Германии был принят закон, направленный против социал-демократии, запрещавший партию, рабочие собрания, выпуск партийных газет. Последовала волна арестов. Незадолго до этого финансировавший издания партии филантроп К.Гехберг решил перебраться в Швейцарию и пригласил Бернштейна стать его личным секретарем. Приглашение было принято и с октября 1878г. началась продлившаяся 23 года жизнь в эмиграции. 10 лет Бернштейн прожил в Цюрихе, где участвовал в создании социал-демократических организаций и занимался литературной работой. Примерно в это же время он начинает знакомиться с работами К. Маркса и Ф. Энгельса. Вскоре руководство партии решило поручить ему редактирование газеты «Социал-демократ», которая печаталась за границей и нелегально перевозилась в Германию. А. Бебель считал, что кандидатуру редактора должны одобрить К. Маркс и Ф. Энгельс и в декабре 1880г. Бебель и Бернштейн совершили поездку в Лондон. В результате состоявшихся бесед Бернштейн приобрел полное доверие Маркса и Энгельса. Как редактор, он оказался на своем месте и его работа неизменно получала высокую оценку руководства партии. Кроме того, он вел активную издательскую деятельность по публикации работ Маркса и Энгельса, начал сотрудничать в издававшемся К. Каутским с 1883г. теоретическом журнале «Нойе Цайт». Деятельность газеты «Социал-демократ» в конце концов побудила германские власти оказать нажим на правительство Швейцарии и последнее весной 1888г. потребовало, чтобы газета и ее редакция покинули территорию страны; новым местом пребыванием редакции стал Лондон. Здесь редакторская деятельность Бернштейна продолжалась до осени 1890г., когда германский рейхстаг отказался продлить действие исключительного закона против социалистов, партия стала легальной и выпуск «Социал-демократа» был прекращен. Самому Бернштейну въезд в Германию был запрещен и он остался в Лондоне, продолжая сотрудничество в «Нойе Цайт». В эти годы он много общался с Ф. Энгельсом; их отношения носили характер тесной дружбы и этим объясняется то обстоятельство, что именно Бернштейна, наряду с А. Бебелем, Энгельс назначил своим душеприказчиком, т.е. исполнителем завещания. (В осенний день 1895г. Э. Бернштейн, «старый союзник коммунистов» Ф. Лесснер и супруги Эвелинг опустили в море урну с прахом Ф. Энгельса). В Лондоне Бернштейн постоянно общался с виднейшими деятелями британского социалистического и профсоюзного движения, вникал в его проблематику, внимательно следил за деятельностью социал-демократической партии Германии (и участвовал в выработке знаменитой Эрфуртской программы социал-демократической партии Германии - СДПГ).

В результате предпринятого им анализа Бернштейн пришел к выводу, что в связи с новыми факторами развивающегося капиталистического производства (акционерные общества, картелирование, распространение кредита, что обеспечивало приспособление системы к меняющимся условиям; развитие корпораций, трестов и картелей осуществляющих планирование выпуска товаров, что уменьшало анархию производства, которая, по мнению ортодоксальных марксистов, влечет капитализм ко все более острому и потрясающему его основы кризису и к гибели), парламентскими успехами социал-демократии и в связи с тем, что ряд важных положений марксистской теории, на которых базировалась партийная программатика, не находит подтверждения в реальной действительности, необходимо пересмотреть стратегию и тактику партии, Для этого, по его мнению, следовало: преодолеть несоответствие между теорией и практической деятельностью СДПГ, которая, придерживаясь революционной фразеологии, на деле проводила реформистскую политику; разрешить коллизию «реформа или революция» в пользу первой и, наконец, превратить СДПГ в партию демократически-социалистических реформ. ,Здесь надо сказать, что, как пишет Т. И. Ойзерман в упомянутой выше книге, еще при жизни Энгельса ряд влиятельных деятелей СДПГ поставили вопрос о необходимости пересмотра некоторый положений марксистской теории и в этом плане Бернштейн более-менее систематически изложил их общие сомнения. Его заслуга состояла в том, что он рассматривал марксизм как научную теорию, а не как свод неколебимых догматов и считал, что теоретические подходы, развивавшиеся Марксом и Энгельсом, как и любая теория, могут быть подвергнуты критическому анализу, сопоставлены с фактами и на этом основании подтверждены, либо отставлены.

Свои соображения Бернштейн изложил в 1896-1898гг. в серии статей, опубликованных в «Нойе Цайт» под общим заглавием «Проблемы социализма». Содержавшаяся в них критика теории и практики марксизма вызвала резкую негативную реакцию в рядах социал-демократии. В ответ на критику и по предложению руководства СДПГ Бернштейн в 1899г. написал книгу под названием «Проблемы социализма и задачи социал-демократии», в которой обобщил свои взгляды и дал ответ критикам. Подробно пересказывать содержание книги, рассказывать о полемике вокруг нее мы здесь не будем, интересующимся можно порекомендовать упомянутые выше работы Н. Е. Овчаренко и Т. И. Ойзермана. Мы просто познакомим посетителей сайта с некоторыми суждениями Бернштейна, обратившись для этого непосредственно к тексту книги. Высказывания Бернштейна мы сопроводили небольшими комментариями.

В первой же главе своей работы Бернштейн отмечает целый ряд противоречий учения Марксом и Энгельсом, в частности, теории развития общества, теории классов и теории обнищания. Он полагает, что задачу по внесению единства в теорию и в восстановление единства между теорией и практикой Маркс и Энгельс оставили своим ученикам. «Но эту задачу – считал Бернштейн - можно разрешить лишь тогда, когда мы мужественно дадим себе отчет в пробелах и противоречиях теории. Другими словами, дальнейшее развитие марксистского учения должно начаться с критики его. Нынче обстоит дело так, что на основании Маркса и Энгельса можно доказывать все. Это весьма удобно для апологетов и литературных казуистов. Но тот, кто сохранил хоть немного теоретического смысла, для которого научность социализма не есть «только вещь для показа, которую в торжественных случаях вынимают из серебряной шкатулки, а в остальное время забывают», тот, раз осознав эти противоречия, почувствует вместе с тем и потребность устранить их. В этом, а не в вечном повторении слов учителей, заключается задача их учеников»(стр. 27).

Самому серьезному разбору Бернштейн подверг марксистскую теорию развития общества. Согласно воззрениям, господствовавшим тогда среди социал-демократов, из этой теории следовало, что по мере развития капитализма классовая структура общества становится все более простой, исчезают промежуточное слои и нарастает поляризация между численно возрастающим и все более нищающим пролетариатом и численно сокращающейся и становящейся все более богатой буржуазией.

Бернштейн же на основании данных статистики утверждал, что, вопреки прогнозу теории, в ходе развития капиталистического производства структура общества усложняется - оно включает многочисленные социальные слои, характеризующиеся экономическими, психологическими, идеологическими, политическими, профессиональными признаками. Сложной становится внутренняя структура классов. В частности, «…. современный наемный рабочий класс не представляет той однородной, в одинаковой мере отрешенной от собственности, семьи и пр. массы, какую предвидел «Коммунистический манифест» …. именно в наиболее развитых фабричных индустриях господствует целая иерархия дифференцированных рабочих, между группами которых царит лишь весьма умеренное чувство солидарности. ….. (стр. 125). Иначе и не может быть, как чтобы существенные различия в занятиях и доходностях не вызвали в конце концов и разного образа жизни и различных требований жизни. Искусный механик и рабочий в каменноугольных копях, декоратор и носильщик, скульптор или модельщик и кочегар ведут, вообще говоря, совершенно различный образ жизни и имеют весьма различные потребности. Там, где борьба за положение в жизни не ведет ни к каким столкновениям между ними, тот факт, что все они наемные рабочие, может изгнать из мысли эти различия, и сознание, что они ведут одинаковую борьбу с капиталом, может вызвать живую взаимную симпатию. Но между такой …. социал-политической симпатией и экономической солидарностью – еще большая разница, которую сильное политическое и экономическое давление может нейтрализовать, но которая по мере того, как спадает это давление, неизбежно выплывает … на поверхность (стр. 127).

…. Промышленные рабочие ведь составляют повсюду меньшинство населения: в Германии, например, вместе с работающими на дому они едва составляют семь миллионов из 19-ти экономически самостоятельных лиц. Кроме того, мы имеем еще служащих по технической и т.п. части, служащих в конторах, сельских рабочих и пр. Здесь повсюду дифференциация еще резче выражена, о чем ничто так ясно не свидетельствует, как скорбная история движений, имевших целью организовать эти категории в профессиональные союзы. Вообще, нет ничего ошибочнее, чем на основании известного формального сходства положения выводить одинаковость образа действия на деле. Служащий в какой-нибудь торговой фирме стоит в отношении к своему патрону формально в том же положении, что и промышленный рабочий по отношению к своему работодателю, а все же, за исключением низшего персонала крупных домов, он будет чувствовать себя социально ближе к нему, нежели последний – к своему, несмотря на то, что разница в доходах очень часто значительнее (стр. 128).

…….. стремление промышленных рабочих к социалистическому производству в значительной степени представляет еще больше предположение, чем факт. На основании роста числа социалистических голосов на выборах можно, действительно, вывести постоянное увеличение числа лиц, симпатизирующих социалистическим стремлениям; тем не менее никто не станет утверждать, что все социалистические голоса исходят от социалистов. …. в Германии, где социал-демократия сильнее, чем где бы то ни было, против 4.5 мил. взрослых рабочих в промышленности, к которым надобно прибавить еще с полмиллиона взрослых служащих в торговле, стоят все-таки лишь 2.1 мил. социалистических избирателей. Больше половины индустриального рабочего класса Германии относится к социал-демократии еще равнодушно, отчасти же даже враждебно.

Кроме того, избирательные голоса, поданные за социалистов, являются, прежде всего, выражением скорее неопределенных желаний, нежели определенных намерений. В положительной работе за социалистическую эмансипацию принимает участие гораздо меньший процент рабочего класса. Тред-юнионистское движение в Германии обнаруживает отрадный прогресс. Все же к концу 1897г. оно насчитывало в своих рядах лишь 420 тысяч человек …. Отношение организованных рабочих к неорганизованным будет как 1 к 11. ….. рабочие, которые проявляют … живой интерес в освободительном движении своего класса, составляют 40% социал-демократических избирателей».

Усложняется и структура буржуазии, и позиция социал-демократии по отношению к ней должна, по мнению Бернштейна, претерпеть изменения.

«То, что именуется буржуазией, представляет собой весьма разношерстный класс, состоящий из всевозможных слоев с разнообразнейшими и разнородными интересами. Эти слои в конце концов держатся вместе лишь тогда, когда они видят себя либо одинаково притесняемыми, либо в одинаковой опасности. В данном случае речь, естественно, может идти лишь о последнем. Буржуазия образует однородно-реакционную массу потому, что все ее элементы чувствуют себя в одинаковой опасности со стороны социал-демократии, - одни в своих материальных, а другие – в идеологических интересах, т.е. их религии, патриотизме и желание избавить родину от ужасов насильственной революции» (стр. 196).

«Но это совершенно лишне. Социал-демократия не угрожает ей, каждому в одинаковой степени, и уж наверное никому, как личности. Она сама вовсе уж не так бредит насильственной революцией против всего не-пролетарского мира. Чем яснее это будет сказано и доказано, тем скорее исчезнет этот своеобразный страх, так как многие элементы буржуазии, чувствуя себя притесняемыми, с другой стороны, скорее восстанут против этих притеснений, распространяющихся также на рабочую массу, нежели против рабочих: они охотнее вступят в союз с рабочими, нежели с этими притеснителями. Быть может, эта вспомогательная армия не вполне надежная; но уж наверное нельзя воспитать хороших союзников, заявляя им, что мы, дескать, поможем вам слопать врага, но вслед затем мы слопаем вас ……» (стр. 196).

Несостоятельным являлось, по мнению Бернштейна, и положение теории о нарастающей поляризации общества, обусловленной тем, что по мере развития капитализма процесс обобществления влечет за собой разорение массы мелких производителей и концентрацию средств производства в руках небольшой кучки капиталистов. Опираясь на статистику, Бернштейн указывает, что прогресс капиталистического производства не влечет абсолютного или относительного уменьшения числа собственников. Статистика показывает, что растут число акционерных компаний и число акционеров и что самый большой рост обнаруживают средние предприятия.

Сделанный Бернштейном, на основании данных статистики, вывод о том, что концентрация и централизация капитала не приводит к исчезновения мелких предприятий или к уменьшению их количества, что число имущих в обществе с каждым годом растет, также встретил резкие возражения со стороны ортодоксальных марксистов. В частности, К.Каутский на съезде СДПГ в Штутгарте в 1898г. по этому поводу заявил: «Если бы это было так, то момент нашей победы не только не отодвинулся бы на весьма отдаленное время: мы вообще никогда не достигли бы цели. Если увеличиваются капиталисты, а не неимущие, то мы удаляемся все больше и больше от цели. По мере того, как развитие идет вперед, - то укрепляется капитализм, а не социализм» (стр. 252).

На это Бернштейн возражал следующим образом:
« …… Что число имущих увеличивается, а не уменьшается, не есть изобретение буржуазных экономистов-гармонистов, а факт, констатируемый податными чиновниками – весьма часто к досаде того или иного лица – факт, который в настоящее время нет никакой возможности поколебать. Но что может этот факт говорить относительно возможности победы социализма? Почему должно зависеть от него или, точнее, от его опровержения, осуществление социализма? А просто потому, что так, по-видимому, предписывает диалектическая схема, что из лесов грозит выпасть брус, если согласиться, что общественный прибавочный продукт присваивается не уменьшающимся, а увеличивающимся числом имущих. Но этот вопрос затрагивает лишь умозрительную доктрину: для фактических же стремлений рабочих он играет вполне второстепенную роль. Им не затрагивается ни борьба за политическую демократию, ни борьба за демократию в промышленности. Шансы этой борьбы зависят не от бруса концентрации капитала в руках уменьшающегося числа магнатов …… , а от роста общественного богатства и, именно, общественных производительных сил в связи с общим социальным развитием и, в частности, умственной и нравственной зрелости самого рабочего класса» (стр. 253).

Одним из важнейших положений, на которых базировалась идеология социал-демократии, был так называемый закон абсолютного и относительного обнищания рабочего класса в ходе капиталистического развития и основанное на нем мнение о безнадежности положения рабочих при капитализма. Бернштейн считал, что это положение не выдержало испытания временем и, естественно, был подвергнут за это погромной критике. При этом один из главных аргументов критиков Бернштейна состоял в том, что многие свои доводы он черпал у «буржуазных» ученых-экономистов. Он сам писал об этом в своей книге следующее.

«Г. Плеханов …. причисляет меня к противникам научного социализма потому, что я не изображаю положение рабочего класса безнадежным и признаю это положение способным к улучшению, равно как и другие факты, которые констатировали буржуазные экономисты (стр. 244). …. согласиться с чем-либо таким, что буржуазные экономисты выставили против социал-демократических предвзятых людей – какое это великое заблуждение! ….. Ошибка еще не стоит того, чтобы ее поддержали, потому лишь, что ее разделяли некогда Маркс и Энгельс, и истина нисколько не теряет в значении от того, что ее впервые нашел или сформулировал антисоциалистический или нечистопробный социалистический экономист. В области науки тенденциозность не дает никаких привилегий и не издает никаких декретов к остракизму. …… Г. Плеханов называет это «эклектическим сочетанием (научного социализма) с учением буржуазных экономистов. Как будто девять десятых элементов научного социализма не заимствовано из сочинений «буржуазных экономистов» и как будто вообще существует партийная наука!» (стр. 245) … …

«К несчастью для научного социализма г.Плеханова, …. фразы относительно безнадежности положения рабочего класса подверглись изменению в книге, озаглавленной: «Капитал. Критика политической экономии». Там читаем мы относительно совершенного фабричным законом 1847г. «физического и нравственного возрождения» текстильных рабочих в Ланкашире, которое бросалось в глаза самым близоруким. ….. В той же книге значится, что современное общество «не есть какой-нибудь неизменный кристалл, а организм, способный к развитию и постоянно находящийся в процессе изменения». ….. Дальше говорится, что автор отвел результатам английского фабричного законодательства так много места в своей книге для того, чтобы дать импульс подражанию на континенте и содействовать тому, чтобы процесс преобразования общества совершался в более гуманных формах. ….. А так как с 1866г., когда это писано было, названное законодательство не ослабло, а усилилось, …. то в настоящее время еще меньше может быть речи о безнадежности положения рабочего, нежели прежде. …… » (стр. 247).

« ….. мне могут возразить, что Маркс, конечно, признавал эти улучшения; но как мало имели эти частности влияние на его основные воззрения, видно уже из главы об исторической тенденции капиталистического накопления в заключении первого тома «Капитала». На это я могу ответить, что, поскольку это верно, оно говорит против этой главы, а не против меня. Эту многократно цитируемую главу можно понимать весьма различным образом. Я думаю, что я был первый, кто истолковал ее, и притом не раз, как суммарное описание тенденции развития, которая присуща капиталистическому накоплению, но которая на практике не осуществляется в чистом виде и потому может и не вести к описанному там обострению противоположностей.

Энгельс ни разу не возражал против этого истолкования и ни устно, ни в печати не называл его ложным. ……. Если мы вышеупомянутую главу будем читать с этой точки зрения, то мы всегда, даже при отдельных положениях, будем подразумевать слово «тенденция» и тем избавимся от необходимости примерять их с действительностью при помощи приемов толкования, совершенно противоречащих здравому смыслу. Но тогда глава сама, по мере того, как фактическое развитие будет идти вперед, будет лишаться все больше и больше своего значения, ибо ее теоретическое значение заключается не в установлении всеобщей тенденции к капиталистической централизации и накоплению, … а в самостоятельном изложении Марксом обстоятельств и форм, под которыми она осуществляется на более высокой ступени, и результатов, к которым она имеет повести. Но в этом отношении фактическое развитие вызывает к жизни все новые и новые учреждения и силы, все новые и новые факты, в виду которых изображение Маркса становится недостаточным и в соответствующей степени перестает служить картиною грядущего развития. …….

Можно, впрочем, главу эту и иначе понимать. Можно ее понимать так, что все упомянутые и некоторые могущие еще произойти улучшения являются лишь временными средствами против давящих вниз тенденций капитализма, что они составляют незначительные видоизменения, которые принципиально не могут оказать противоположное противодействие констатируемому Марксом обострению противоположностей, и что эти противоположности, в конце концов, если и не буквально, то по существу наступят, …. и приведут к указанному катастрофообразному перевороту. …..

По-моему, нельзя категорически объявить одно понимание верным, а другое – ложным. Для меня эта глава скорее являет наглядный пример того дуализма, который проходит через весь капитальный труд Маркса и в менее яркой форме выступает в других местах. Этот дуализм заключается в том, что труд этот должен был быть научным исследованием и вместе с тем доказать тезис, выработанный еще до того, как сочинение было задумано, - другими словами, что в его основе лежит схема, заключавшая в себе с самого начала тот результат, к которому ее развитие имело привести. ……. Маркс в принципе принял разрешение утопистов, но признал их средства и доводы негодными. Он взялся поэтому за пересмотр их, внося в дело все прилежание, критическую проницательность и любовь к истине, какие характеризуют научного гения. Он не замолчал никаких важных фактов, и не старался, пока предмет исследования не имел никакого непосредственного отношения к конечной цели аргументационной схемы, насильно умалять значение этих фактов. До этого момента его труд свободен от всякой тенденции, необходимо противоречащей научности, ибо общее сочувствие освободительным стремлениям рабочего класса само по себе не стоит научности на пути. Но как только Маркс приближается к таким пунктам, где эта конечная цель подвергается серьезному риску, он становится нерешительным и ненадежным, он приходит к таким противоречиям, какие были указаны в настоящем сочинении ….. и тогда обнаруживается, что этот великий научный гений был все-таки, так или иначе, в плену у доктрины» (стр. 249).

Сегодня, когда у нас весьма широко используется термин «демократия», а некоторые политические силы заявляют себя чуть ли не единственными демократами, небезынтересно напомнить, что понимал под этим термином Э.Бернштейн и, заодно какую позицию он отстаивал в отношении либерализма. Это понимание является важным элементом всей его концепции.

« …. что такое демократия? Ответ …. на первый взгляд можно ограничить переводом: «народное правление». Но уже после небольшого размышления видно, что это определение – чисто поверхностное и формальное, и что почти все, употребляющие слово демократия, разумеют под этим нечто большее, чем просто форму правления. Мы ближе подойдем к предмету, если выразимся отрицательно и переведем: «демократия – отсутствие классового господства», обозначая тем такое состояние общества, в котором ни один класс не пользуется специальными привилегиями по сравнению с целым обществом. …. это отрицательное объяснение имеет еще и то преимущество, что оно менее, нежели выражение «народное правление», дает место мысли о подавлении личности большинством, которому современное сознание безусловно противится. Мы нынче признаем подавление меньшинства большинством «недемократическим», хотя первоначально оно считалось вполне совместимым с народным правлением. В понятии демократия заключается для современного мировоззрения известное правовое представление об одинаковых правах всех членов общества…. . (стр. 173). Не отсутствием всяких законов демократия может отличаться от других политических систем, а лишь отсутствием таких, которые создают или допускают изъятия, основывающиеся на собственности, происхождении и исповедании, - не совершенным отсутствием законов, ограничивающих права отдельных лиц, а устранением всех законов, ограничивающих всеобщее правовое равенство, т.е. одинаковые права для всех (стр. 174). … Демократия есть в одно и то же время и средство, и цель. Она – средство завоевания социализма и вместе с тем форма его осуществления. ….. Демократия есть принципиально уничтожение классового господства, если она фактически еще не значит уничтожение классов. ….» (стр. 176).

«….. Можно еще порекомендовать соблюдать меру при воинственных выходках против «либерализма». Совершенно верно, что великое либеральное движение нового времени оказало большие услуги, прежде всего, капиталистической буржуазии, и партии, которые присвоили себе имя либеральных, были или сделались с течением времени телохранителями капитализма. Между этими партиями и социал-демократией может естественно царить лишь одна вражда. Но что касается до либерализма, как всемирно – исторического движения, то социализм не только хронологически, но и по духовному содержанию своему является его законным наследником…… Развитие и обеспечение свободной личности составляет цель всех социалистических мероприятий, даже таких, которые извне кажутся принудительными. Ближайшее исследование всегда показывает, что дело идет о таком принуждении, которое «увеличивает» сумму свободы в обществе и дает больше свободы большему кругу, нежели оно отнимает. Устанавливаемый законом нормальный рабочий день, например, есть фактически установление минимальной свободы, т.е. запрещение отчуждать свою свободу больше, чем на определенное число часов ежедневно ….. (стр. 183).

Либерализм имел своей исторической задачей разбить оковы, которые налагали на развитие общества стесненное хозяйство и соответствующий правовой порядок средних веков. То обстоятельство, что он вскоре принял прочную форму буржуазного либерализма, не опровергает того, что он выражает гораздо более широкий общественный принцип, завершением которого будет социализм. Социализм не хочет создать никаких новых оков. Личность должна быть свободною – не в метафизическом смысле, как мечтают анархисты, т.е. свободной от всяких обязательств по отношению к обществу, а свободной от всякого экономического принуждения в своем движении и выборе профессии. Подобная свобода для всех возможна лишь через посредство организации. В этом смысле социализм можно было бы назвать также и организационным либерализмом, так как ….. организации, которых социализм требует, и притом в той форме, в какой он их требует ….. – это именно либерализм, т.е. их демократическое устройство, их доступность» (стр.186).

Таким образом, социал-демократия, по мнению Бернштейна, призвана преодолеть ограничения либерализма, для которого свобода, по сути, является достоянием лишь привилегированных членов гражданского общества – буржуа. При этом «…. никто не думает о том, чтобы желать исчезновения современного общества, как граждански благоустроенной формы общежития. … Социал-демократия не имеет в виду упразднять это общество и превращать его членов в пролетариев: она скорее стремится к тому, чтобы поднять рабочего с социального положения пролетария на уровень гражданина и таким путем сделать гражданство всеобщим. Она не хочет на место гражданского поставить пролетарское общество, а лишь заменить капиталистический общественный строй социалистическим» (стр.182).

Каким представлялся Бернштейну путь перехода к социалистическому строю? Отвечая на этот вопрос, Бернштейн исходит из выявленной им несостоятельности теоретических положений, на которых базировалось представление большинства социал-демократии о неизбежности скорой катастрофы капитализма. Он также часто ссылается на последние работы Энгельса, прежде всего на его введение к работе Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по1850гг», где намечалась тактика, не рассчитанная на скорую катастрофу. Бернштейн считал принципиальным исключение из марксистской теории положения о необходимости насильственной революции для социалистического переустройства общества (что, надо сказать, вообще-то соответствовало взглядам основоположников марксизма после 70-х годов, когда они указывали, что в развитых демократических странах переход может происходить демократическим, мирным путем).

Аргументация Бернштейна сводилась к следующему.

«Марксизм …. проповедовал, указывая на потенциальные способности индустриального пролетариата, политическую борьбу, как самую важную задачу движения. Но он при этом вращался в целом ряде противоречий. И он признавал – чем и отличался от демагогических партий, - что рабочий класс не достиг еще зрелости, потребной для его освобождения, и что экономические условия недостаточно еще подготовлены к этому. Вопреки этому, однако, он постоянно прибегал к тактике, которая принимала оба эти условия почти за данные. Мы наталкиваемся в литературе его на места, где незрелость рабочих подчеркивается с резкостью, которая мало чем отличается от доктринерства первых социалистов, а вслед за ним сейчас - на такие, из которых можно было заключить, что вся культура, вся интеллигентность, все добродетели находятся только у рабочего класса и которые делали непонятным, почему, в самом деле, неправы крайние социал-революционеры и анархисты насилия. Соответственно с этим политическое действие всякий раз перекраивалось в зависимости от ежеминутно ожидаемой революционной катастрофы, по сравнению с которой законодательная работа долгое время казалась лишь каким-то …. временным ресурсом. И мы никогда не останавливались на принципиальном обсуждении вопроса, чего можно ожидать от законодательной работы, и чего – от революционной. …….

В общем, можно сказать, что революционный путь (всегда в смысле революционного насилия) дает более быстрые результаты, поскольку речь идет об устранении препятствий, которые привилегированное меньшинство ставит поперек пути социального прогресса: его сила лежит на стороне отрицательной.

Конституционное законодательство работает в этом отношении, в общем, медленнее. Его путь обыкновенно – путь компромисса, не упразднения, а примирения приобретенных прав. Но он сильнее революции там, где социальному прогрессу мешают предубеждения, ограниченный горизонт большой массы, и он представляет большие преимущества там, где речь идет о создании прочных жизнеспособных экономических порядков, - другими словами, в деле положительной социал-политической работы. …….

Когда нация достигает такого политического состояния, при котором права имущего меньшинства перестают быть серьезным препятствием к социальному прогрессу и отрицательные задачи политической борьбы отступают позади положительных, взывание к насильственной революции превращается в пустую фразу. Можно свергнуть правительство, какое-нибудь привилегированное меньшинство, но не народ.

Закон сам по себе, при всем влиянии своего авторитета, подкрепляемого вооруженной властью, часто бессилен против укоренившихся обычаев и предрассудков народа. ….. Против перешедшей в традицию испорченности чиновничества и беспечности народной массы часто умолкают самые благие законы и учреждения. ….. Нация, народ – есть лишь в представлении нечто единое, и провозглашенный законом суверенитет народа не делает еще это единство и в действительности определяющим фактором. Он может поставить правительство в зависимость как раз от тех, против которых оно должно было быть сильнее, - от чиновников, дельцов, собственников периодической печати. И это справедливо относительно революционных правительств не меньше, чем относительно конституционных» (стр. 257).

Обсуждая ближайшие задачи социал-демократии, Бернштейн указывает, что «Современное социалистическое движение, каково бы ни было его теоретическое объяснение, является фактически продуктом влияния, которое правовые понятия, выработанные великой французской революцией и получившие, благодаря ей, всеобщее распространение, оказали на движение промышленных рабочих в пользу повышения заработной платы и сокращения рабочего времени (стр. 199).

….. поле деятельности социал-демократии не ограничено одним избирательным правом и парламентом. Для нее и вне парламента имеется обширное и богатое поле действий. Социалистическое рабочее движение существовало бы, если бы даже парламенты были для него закрыты. Ничто отчетливее не показывает это, чем отрадное пробуждение русского рабочего мира. Но с исключением его из представительных учреждений немецкое рабочее движение в значительной степени потеряло бы внутреннюю связь, соединяющую нынче его различных членов, оно получило бы хаотический характер, и на место спокойного, непрерывного движения твердым шагом вперед наступили бы движения взрывистые, с непрерывными поражениями и утратами.

Подобное развитие не соответствует интересам рабочего класса и не может казаться желательным тем противникам социал-демократии, которые сознают уже, что современный общественный строй не создан на вечные времена, а подчинен закону изменения, и что развитие через катастрофы с их ужасами и опустошениями может быть избегнуто лишь тем, что изменениям в отношениях производства и обмена и в классовом развитии будут давать выражения и в политическом праве. И число тех, которые видят это, постоянно увеличивается. Их влияние было бы значительно сильнее, чем теперь, если бы социал-демократия нашла в себе мужество освободиться от фразеологии, фактически уже пережитой, и захотела казаться тем, что она в действительности есть: демократически – социалистической партией реформ» (стр. 233).

Особенно резкие выпады в адрес Бернштейна, сопровождавшиеся обвинениями в отказе от требования социалистического преобразования общества, основывались на приписываемом ему выражение: «Движение – все, конечная цель – ничто!». На самом деле в одной из статей, опубликованной им в «Нойе Цайт», написано следующее: « Я признаю, что у меня чрезвычайно мало интереса, и я нахожу чрезвычайно мало смысла в том, что обычно понимают под «конечной целью социализма». Эта цель, чем бы она ни была, для меня совсем ничего не означает, а движение – все ». В книге «Проблемы социализма и задачи социал-демократии» Бернштейн вернулся к этому вопросу. Он писал:
«Мое выражение: «то, что обыкновенно называют конечной целью социализма, для меня ничто, а движение - все» многократно истолковывалось как отрицание всякой определенной цели социалистического движения. …… Я уже в свое время заявлял, что охотно отказываюсь от такой формулировки положения о конечной цели, которая допускает толкование, будто всякая формулируемая как принцип общая цель рабочего движения должна быть признана ничего не стоящей. Но то, что в господствующих теориях относительно исхода движения идет дальше такой в общих чертах намечаемой цели, определяющей принципиальное направление и характер движения, должно непременно закончиться утопистикою и когда-нибудь стать помехою и стеснением для действительного теоретического и практического преуспеяния движения. Кто лишь немного знаком с историей социал-демократии, тот знает, что партия стала великою благодаря постоянной оппозиции подобным теориям и борьбе с делаемыми из них выводами. …… Теория или принципиальное заявление, которое не настолько широко, чтобы позволить нам на каждой ступени развития примечать ближайшие интересы рабочего класса, постоянно будет нарушаться, подобно тому как все чурания «малых дел» реформы и отказ поддерживать близко стоящие к нам буржуазные партии всегда будут забываться» (стр. 240).

Любопытно, что ни критики Бернштейна, ни он сам почему-то не знали, что в вопросе о «конечной цели» у Бернштейна был весьма авторитетный предшественник. 11 мая 1893г. во французской газеты «Фигаро» появилось интервью Ф.Энгельса корреспонденту этой газеты. И в нем на вопрос: « Какую вы, немецкие социалисты, ставите себе конечную цель?» последовал ответ: «У нас нет конечной цели. Мы – сторонники постоянного, непрерывного развития, и мы не намерены диктовать человечеству какие-то окончательные законы. ...» (Соч., т.22, с.563.).

На этом мы завершим краткий обзор взглядов, изложенных Э. Бернштейном в книге «Проблемы социализма и задачи социал-демократии». Его позиция обсуждалась еще на нескольких партийных съездах, а затем руководство партии, опасаясь обострения внутрипартийной обстановки (число сторонников Бернштейна возрастало) свернуло дискуссию. Принято считать, что снять расхождение между реформистской практикой и некорректными теоретическими подходами, к чему призывал Бернштейн, германские социал-демократы смогли еще нескоро.

Что же касается самого Э. Бернштейна, то в феврале 1901г. он получил разрешение вернуться в Германию, поселился в Берлине и активно включился в общественную жизнь. Жилось ему непросто, так как рассчитывать он мог только на литературный заработок. Вскоре, в 1902 г., его выбирают депутатом рейхстага (а затем неоднократно переизбирают). Он занимается издательской работой, выпускает монографии и сборники документов по истории рабочего и социалистического движения, редактирует издание документов Маркса и Энгельса. Из работ, написанных им в эти годы, отметим для себя статью «Карл Маркс и русские революционеры», появившуюся в 1908г. в журнале «Минувшие годы» СПб, N 10 (с.1-24) и N 11 (с.1-24). Здесь он разбирает отношения Маркса и Бакунина, критически анализирует взгляды Маркса на судьбы славянских народов.

Когда началась мировая война, Бернштейн сразу же оказался среди противников позиции партийного большинства: уже 3 августа 1914г. на заседании социал-демократической фракции рейхстага он был в числе 14 депутатов, голосовавших против военного бюджета. В 1917г. партийное меньшинство, возглавляемое Г. Гаазе, К. Каутским и Э. Бернштейном образовало Независимую социал-демократическую партию. В годы войны Бернштейн поддерживал контакты с социалистами стран Антанты, обсуждал с ними возможности достижения перемирия в войне.

Октябрьский переворот в России Бернштейн расценил как установление однопартийной диктатуры, упраздняющее демократию. Со ссылкой на Энгельса он утверждал, что при достигнутом в России уровне общественного развития этот переворот в принципе не может привести к социализму. Ведь еще в книге «Проблемы социализма …..» Бернштейн отмечал, что обобществление средств производства должно быть неразрывно связано с развитием профсоюзов, местного самоуправления, кооперативного движения (а в России эти элементы были в лучшем случае в самом зародышевом состоянии). Без этого «так называемое общественное присвоение орудий производства имело бы следствием, вероятно, только безмерную растрату производительных сил, ряд бессмысленных экспериментов и бесцельные насильственное меры; политическое господство рабочего класса могло бы осуществиться лишь в форме диктаторской революционной власти, поддерживаемой террористической диктатурой».

Когда в ноябре 1918г. в Германии произошла революция и монархия пала, Бернштейн вернулся в социал-демократическую партию «большинства», ставшую правящей, чтобы активно участвовать в становлении новой, республиканской, Германии. В период революции 1918г. он оставался социалистом, убежденным в необходимости перехода от капиталистического строя к посткапиталистическому, но считал катастрофической идею проведения социалистических преобразований в отсутствие поддержки подавляющего большинства народа.

Одно время Бернштейн занимал пост комиссара по вопросам социализации, в 1920г. его вновь избирают депутатом рейхстага и он участвует в разработке налогового законодательства. Его выбирают делегатом съездов партии «большинства», а после восстановления единой СДПГ в 1922г. – делегатом съездов объединенной партии. В 1920-21гг. он участвует в выработке Герлицкой программы партии, выпускает ряд монографий по проблемам социализма. При этом он отмечал, что продолжает считать верными основные руководящие идеи марксизма. По состоянию здоровья, Э. Бернштейн в последние годы жизни отошел от активной политической работы. Он скончался 18 декабря 1932г. и на это событие отозвались виднейшие деятели международной социал-демократии.

В заключение отметим, что предпринятый Э. Бернштейном пересмотр (ревизия) марксистской теории вовсе не влек за собой отказа от социалистических целей. Он, однако, требовал пересмотра путей их реализации, поскольку теории обнищания рабочих и краха капитализма, несостоятельность которых обнаружил Бернштейн, являлись важнейшими предпосылками стратегии, рассчитанной на революцию. В полемике с ортодоксальным марксизмом Бернштейн развил теоретические представления, которые нельзя трактовать как антимарксистские. Просто он считал, что научные теории, разработанные Марксом и Энгельсом, как и любые другие научные теории, могут быть подвергнуты проверке на предмет их соответствия фактам и если возникает противоречие с прогнозами теории, то последняя должна быть пересмотрена.

Взгляды Бернштейна явились теоретическим обоснованием реформизма, в особенности тред-юнионизма, появившегося задолго до выступления Бернштейна и представлявшего движение самых широких масс трудящихся. И здесь важно сказать, что, ведя борьбу с оппортунизмом и реформизмом, оппоненты Бернштейна никак не желали признавать, что главной базой реформизма в социалистическом движении являются организованные в профсоюзы трудящиеся, ведущие борьбу за свои насущные интересы и не стремящиеся к революционному ниспровержению капитализма. Этим и объясняется тот факт, что именно вставшие на путь реформизма социал-демократические партии, давно отвергнувшие утопические идеи пролетарской революции и диктатуры пролетариата, стали массовыми партиями трудящихся. Те же, кто без устали противостоял «социал-предателям», на самом деле воевал не на жизнь, а на смерть с действительными тенденциями развития рабочего движения. Закономерным результатом подобной борьбы, которую долгие годы вели, например, «марксисты-ленинцы» стало то, что компартии экономически развитых стран сегодня представляют собой либо типичные «нишевые» образования с неуклонно падающей поддержкой со стороны избирателей (достаточно взглянуть на итоги парламентских выборов, скажем, во Франции, Греции и Португалии за последние три десятилетия), либо небольшие секты, либо трансформировались в некие партии «левых» (по сути, левое крыло социал-демократии). Сто десять лет назад, обличая Бернштейна, Г. В. Плеханов писал (см. Избр. Филос. Произв., М.: 1956г., т.2, с.363), что речь идет о том, «кому кем быть похороненным: социал-демократии Бернштейном или Бернштейну социал-демократией». Уже давно очевидно, что та часть социал-демократии (и ее последователи), которую критиковал Бернштейн, похоронена его критикой.

Санкт-Петербург

декабрь 2009 г.

Веймарская республика Род деятельности:

Биография

Основные идеи

Историческая роль

Бернштейн создал новое теоретическое течение в рамках социал-демократии, ориентированное на реформы. Это течение после раскола в рядах CДПГ во время Первой мировой войны стало теоретической основой политики CДПГ (большинства). В Годесбергской программе 1959 года СДПГ окончательно отмежевалась от марксистского понятия социализма и сделала основой своего теоретико-программного самопонимания обоснованную Бернштейном реформистскую концепцию социализма. Бывший канцлер Австрии Бруно Крайский так оценил роль Бернштейна :

Германская социал-демократия стала реформистской, она так стремительно вступила на линию социал-реформиста Эдуарда Бернштейна, что мир этого даже не заметил. Забыли даже, что Бернштейн в это время уже не жил. Он совсем тихо умер, без того, чтобы ему отдали почести, которые он заслужил.

Сочинения

• Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie, 1899. (рус. - Условия возможности социализма и задачи социал-демократии. Либроком, 2015)
• Общественное движение в Англии XVII в. (СПб., 1899);
• Zur Frage: Socialliberalismus oder Kollectivismus. (Б., 1900).
• Очерки из истории и теории социализма. (СПб., 1902; перевод неполон);
• Die Deutsche Revolution von 1918/19. Geschichte der Entstehung und ersten Arbeitsperiode der deutschen Republik, 1921. (Немецкая революция 1918-19: её происхождение, ход и последствия)
• Детство и юность. 1850-1872. Ленанд, 2014.

Напишите отзыв о статье "Бернштейн, Эдуард"

Примечания

Литература

• Бернштейн Эдуард / Гольман Л. И. // Бари - Браслет. - М . : Советская энциклопедия, 1970. - (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969-1978, т. 3).
• . Исторический словарь . Энциклопедии & Словари. Проверено 13 октября 2013.
• Блауг М. // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. - СПб. : Экономикус, 2008. - С. 39-40. - 352 с. - (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). - 1 500 экз. - ISBN 978-5-903816-01-9 .
• Водовозов В. В. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Бернштейн, Эдуард

Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.

Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n"etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l"ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d"arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C"est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu"il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m"avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball"я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d"autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l"heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu"allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m"avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l"accorde. Qu"on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l"apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.

Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n"oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l"affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui" j"ai l"honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l"ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n"est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s"il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C"est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.

Веймарская республика Род деятельности:

Биография

Основные идеи

Историческая роль

Бернштейн создал новое теоретическое течение в рамках социал-демократии, ориентированное на реформы. Это течение после раскола в рядах CДПГ во время Первой мировой войны стало теоретической основой политики CДПГ (большинства). В Годесбергской программе 1959 года СДПГ окончательно отмежевалась от марксистского понятия социализма и сделала основой своего теоретико-программного самопонимания обоснованную Бернштейном реформистскую концепцию социализма. Бывший канцлер Австрии Бруно Крайский так оценил роль Бернштейна :

Германская социал-демократия стала реформистской, она так стремительно вступила на линию социал-реформиста Эдуарда Бернштейна, что мир этого даже не заметил. Забыли даже, что Бернштейн в это время уже не жил. Он совсем тихо умер, без того, чтобы ему отдали почести, которые он заслужил.

Сочинения

• Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie, 1899. (рус. - Условия возможности социализма и задачи социал-демократии. Либроком, 2015)
• Общественное движение в Англии XVII в. (СПб., 1899);
• Zur Frage: Socialliberalismus oder Kollectivismus. (Б., 1900).
• Очерки из истории и теории социализма. (СПб., 1902; перевод неполон);
• Die Deutsche Revolution von 1918/19. Geschichte der Entstehung und ersten Arbeitsperiode der deutschen Republik, 1921. (Немецкая революция 1918-19: её происхождение, ход и последствия)
• Детство и юность. 1850-1872. Ленанд, 2014.

Напишите отзыв о статье "Бернштейн, Эдуард"

Примечания

Литература

• Бернштейн Эдуард / Гольман Л. И. // Бари - Браслет. - М . : Советская энциклопедия, 1970. - (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969-1978, т. 3).
• . Исторический словарь . Энциклопедии & Словари. Проверено 13 октября 2013.
• Блауг М. // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. - СПб. : Экономикус, 2008. - С. 39-40. - 352 с. - (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). - 1 500 экз. - ISBN 978-5-903816-01-9.
• Водовозов В. В. Бернштейн, Эдуард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Бернштейн, Эдуард

– Мы пришли к ним, чтобы спасти их, Светодар... Чтобы вытащить занозу из их больного сердца.
– Но ты ведь сам говоришь, что они не хотят. А разве же можно лечить больного, если он сам отказывается от этого?
– Устами младенца глаголет Истина, Радомир! – воскликнул до сих пор слушавший Радан. – Подумай, ведь если они сами этого не хотят, можешь ли ты насильно заставить людей измениться?.. И уж тем более – целый народ! Они чужды нам в своей вере, в понятии Чести... которой, по-моему, у них даже и нет. Уходи, мой брат! Они уничтожат тебя. Они не стоят и дня твоей Жизни! Подумай о детях... о Магдалине! Подумай о тех, кто любит тебя!..
Радомир лишь печально покачал головой, ласково потрепав златовласую голову своего старшего брата.
– Не могу я уйти, Радан, не имею такого права... Даже если мне не удастся помочь им – я не могу уйти. Это будет похоже на бегство. Я не могу предавать Отца, не могу предавать себя...
– Людей невозможно заставить меняться, если они сами этого не желают. Это будет всего лишь ложью. Им не нужна твоя помощь, Радомир. Они не примут твоё учение. Подумай, брат...
Иоанн печально наблюдал спор своих любимых учеников, зная, что оба они правы, и что ни один из них не отступится, защищая свою правду... Они оба были молоды и сильны, и им обоим хотелось жить, любить, наблюдать, как растут их дети, бороться за своё счастье, за покой и безопасность других, достойных людей. Но судьба распорядилась по-своему. Они оба шли на страдания и, возможно, даже на гибель, всё за тех же других, но в данном случае – недостойных, ненавидевших их и их Учение, бессовестно предававших их людей. Это смахивало на фарс, на абсурдное сновидение... И Иоанн никак не желал простить их отца, мудрого Белого Волхва, так легко отдавшего своих чудесных, сказочно одарённых детей на потеху глумливым иудеям, якобы для спасения их лживых, жестоких душ.
– Старею... Уже слишком быстро старею... – забывшись, вслух произнёс Иоанн.
Все трое удивлённо на него уставились и тут же дружно расхохотались... уж кого невозможно было представить «старым», так это Иоанна, с его силой и мощью, завидной даже для них, молодых.
Видение исчезло. А мне так хотелось его удержать!.. В душе стало пусто и одиноко. Я не хотела расставаться с этими мужественными людьми, не хотела возвращаться в реальность...
– Покажи мне ещё, Север!!! – жадно взмолилась я. – Они помогут мне выстоять. Покажи мне ещё Магдалину...
– Что ты хочешь увидеть, Изидора?
Север был терпелив и мягок, как старший брат, провожавший свою любимую сестру. Разница была лишь в том, что провожал он меня навсегда...
– Скажи мне, Север, а как же случилось, что Магдалина имела двоих детей, а об этом нигде не упоминалось? Должно же было что-то где-то остаться?
– Ну, конечно же, об этом упоминалось, Изидора! Да и не только упоминалось... Лучшие художники когда-то рисовали картины, изображая Магдалину, гордо ждущую своего наследника. Только мало что от этого осталось, к сожалению. Церковь не могла допустить такого «скандала», так как это никак не вписывалось в создаваемую ею «историю»... Но кое-что всё же осталось до сих пор, видимо по недосмотру или невнимательности власть имущих, Думающих Тёмных...

– Как же они могли допустить такое? Я всегда думала, что Думающие Тёмные достаточно умны и осторожны? Это ведь могло помочь людям увидеть ложь, преподносимую им «святыми» отцами церкви. Разве не так?
– Задумался ли кто-то, Изидора?.. – Я грустно покачала головой. – Вот видишь... Люди не доставляют им слишком большого беспокойства...
– Можешь ли ты показать мне, как она учила, Север?..
Я, как дитя, спешила задавать вопросы, перескакивая с темы на тему, желая увидеть и узнать как можно больше за отпущенное мне, уже почти полностью истёкшее, время...
И тут я снова увидела Магдалину... Вокруг неё сидели люди. Они были разного возраста – молодые и старые, все без исключения длинноволосые, одетые в простые тёмно-синие одежды. Магдалина же была в белом, с распущенными по плечам волосами, покрывавшими её чудесным золотым плащом. Помещение, в котором все они в тот момент находились, напоминало произведение сумасшедшего архитектора, воплотившего в застывшем камне свою самую потрясающую мечту...

Как я потом узнала, пещера и вправду называется – Кафедральная (Сathedral) и существует до сих пор.
Пещеры Лонгрив (Longrives), Languedoc

Это была пещера, похожая на величественный кафедральный собор... который, по странной прихоти, зачем-то построила там природа. Высота этого «собора» достигала невероятных размеров, уносясь прямо «в небо» удивительными, «плачущими» каменными сосульками, которые, где-то наверху слившись в чудотворный узор, снова падали вниз, зависая прямо над головами сидящих... Природного освещения в пещере, естественно, не было. Также не горели и свечи, и не просачивался, как обычно, в щели слабый дневной свет. Но несмотря на это, по всему необычному «залу» мягко разливалось приятное и равномерное золотистое сияние, приходившее неизвестно откуда и позволявшее свободно общаться и даже читать...
Сидящие вокруг Магдалины люди очень сосредоточенно и внимательно наблюдали за вытянутыми вперёд руками Магдалины. Вдруг между её ладонями начало появляться яркое золотое свечение, которое, всё уплотняясь, начало сгущаться в огромный голубоватый шар, который на глазах упрочнялся, пока не стал похожим на... планету!..
– Север, что это?.. – удивлённо прошептала я. – Это ведь наша Земля, не так ли?
Но он лишь дружески улыбнулся, не отвечая и ничего не объясняя. А я продолжала завороженно смотреть на удивительную женщину, в руках которой так просто и легко «рождались» планеты!.. Я никогда не видела Землю со стороны, лишь на рисунках, но почему-то была абсолютно уверена, что это была именно она. А в это время уже появилась вторая планета, потом ещё одна... и ещё... Они кружились вокруг Магдалины, будто волшебные, а она спокойно, с улыбкой что-то объясняла собравшимся, вроде бы совершенно не уставая и не обращая внимания на удивлённые лица, будто говорила о чём-то обычном и каждодневном. Я поняла – она учила их астрономии!.. За которую даже в моё время не «гладили» по голове, и за которую можно было ещё всё так же легко угодить прямиком в костёр... А Магдалина играючи учила этому уже тогда – долгих пятьсот лет тому назад!!!
Видение исчезло. А я, совершенно ошеломлённая, никак не могла очнуться, чтобы задать Северу свой следующий вопрос...
– Кто были эти люди, Север? Они выглядят одинаково и странно... Их как бы объединяет общая энергетическая волна. И одежда у них одинаковая, будто у монахов. Кто они?..
– О, это знаменитые Катары, Изидора, или как их ещё называют – чистые. Люди дали им это название за строгость их нравов, чистоту их взглядов и честность их помыслов. Сами же катары называли себя «детьми» или «Рыцарями Магдалины»... коими в реальности они и являлись. Этот народ был по-настоящему СОЗДАН ею, чтобы после (когда её уже не будет) он нёс людям Свет и Знание, противопоставляя это ложному учению «святейшей» церкви. Они были самыми верными и самыми талантливыми учениками Магдалины. Удивительный и чистый народ – они несли миру ЕЁ учение, посвящая этому свои жизни. Они становились магами и алхимиками, волшебниками и учёными, врачами и философами... Им подчинялись тайны мироздания, они стали хранителями мудрости Радомира – сокровенных Знаний наших далёких предков, наших Богов... А ещё, все они несли в своём сердце негаснущую любовь к их «прекрасной Даме»... Золотой Марии... их Светлой и загадочной Магдалине... Катары свято хранили в своих сердцах истинную историю прерванной жизни Радомира, и клялись сохранить его жену и детей, чего бы им это ни стоило... За что, позже, два столетия спустя, все до одного поплатились жизнью... Это по-настоящему великая и очень печальная история, Изидора. Я не уверен, нужно ли тебе её слушать.
– Но я хочу узнать о них, Север!.. Скажи, откуда же они появились, все одарённые? Не из долины ли Магов, случаем?
– Ну, конечно же, Изидора, ведь это было их домом! И именно туда вернулась Магдалина. Но было бы неправильно отдавать должное лишь одарённым. Ведь даже простые крестьяне учились у Катаров чтению и письменности. Многие из них наизусть знали поэтов, как бы дико сейчас для тебя это не звучало. Это была настоящая Страна Мечты. Страна Света, Знания и Веры, создаваемая Магдалиной. И эта Вера распространялась на удивление быстро, привлекая в свои ряды тысячи новых «катар», которые так же яро готовы были защищать даримое им Знание, как и дарившую его Золотую Марию... Учение Магдалины ураганом проносилось по странам, не оставляя в стороне ни одного думающего человека. В ряды Катар вступали аристократы и учёные, художники и пастухи, землепашцы и короли. Те, кто имели, легко отдавали катарской «церкви» свои богатства и земли, чтобы укрепилась её великая мощь, и чтобы по всей Земле разнёсся Свет её Души.
– Прости, что прерву, Север, но разве у Катар тоже была своя церковь?.. Разве их учение также являлось религией?
– Понятие «церковь» очень разнообразно, Изидора. Это не была та церковь, как понимаем её мы. Церковью катаров была сама Магдалина и её Духовный Храм. То бишь – Храм Света и Знания, как и Храм Радомира, рыцарями которого вначале были Тамплиеры (Тамплиерами Рыцарей Храма назвал король Иерусалима Болдуин II. Temple – по-французски – Храм.) У них не было определённого здания, в которое люди приходили бы молиться. Церковь катар находилась у них в душе. Но в ней всё же имелись свои апостолы (или, как их называли – Совершенные), первым из которых, конечно же, была Магдалина. Совершенными же были люди, достигшие самых высших ступеней Знания, и посвятившие себя абсолютному служению ему. Они непрерывно совершенствовали свой Дух, почти отказываясь от физической пищи и физической любви. Совершенные служили людям, уча их своему знанию, леча нуждающихся и защищая своих подопечных от цепких и опасных лап католической церкви. Они были удивительными и самоотверженными людьми, готовыми до последнего защищать своё Знание и Веру, и давшую им это Магдалину. Жаль, что почти не осталось дневников катар. Всё, что у нас осталось – это записи Радомира и Магдалины, но они не дают нам точных событий последних трагичных дней мужественного и светлого катарского народа, так как происходили эти события уже спустя две сотни лет после гибели Иисуса и Магдалины.
– Скажи, Север, как же погибла Золотая Мария? У кого хватило столь чёрного духу, чтобы поднять свою грязную руку на эту чудесную женщину?..
– Церковь, Изидора... К сожалению, всё та же церковь!.. Она взбесилась, видя в лице катар опаснейшего врага, постепенно и очень уверенно занимавшего её «святое» место. И осознавая своё скорое крушение, уже не успокаивалась более, пытаясь любым способом уничтожить Магдалину, справедливо считая её основным виновником «преступного» учения и надеясь, что без своей Путеводной Звезды катары исчезнут, не имея ни вождя, ни Веры. Церковь не понимала, насколько сильно и глубоко было Учение и Знание катар. Что это была не слепая «вера», а образ их жизни, суть того, ДЛЯ ЧЕГО они жили. И поэтому, как бы ни старались «святые» отцы привлечь на свою сторону катар, в Чистой Стране Окситании не нашлось даже пяди земли для лживой и преступной христианской церкви...